* * *

Ты так молода!
Платье тонкое,
грудь- недотрога,
ради, Бога!
Мои слова не мольба,
просто тревога.


* * *

Я видел тебя цветную,
изрубленную вдрызг.
Грязью дорог целуешь
в губы, в самую жизнь.
Спелая, яркая!
С тросом на шее тайга.
Мы в этой жизни без якоря,
мы перед смертью шуга.
Лед! Лед кроет землю.
Душ наших лед,
а лето съел я.
выпарив в мед.
В мед зазаборных пасек
до грамма, бля, до рубля,
жизнь жадно и наспех
хапнул -
и по кулям!


* * *

Они охраняли меня
спокойно без злобы,
не службу тянули,
а жили в высь,
я вырубил их
и распилил в заборы,
собаку обрек
на цепную жизнь.
Сидит моя жизнь
на цепи у забора,
ждет вора
полная пасть зубов.

Пришла суета,
неожиданно скоро
и тихо
в сухое лицо косогора
упёрся закат-засов.


* * *

И орал гром,
и черным животом
билось небо
о дно дня четвертого,
где уже пел Челентано.
Но вот, домов
карусель чертову,
столкнув в ночь,
выбежал из города
ошалевший Четверг


БАБУШКЕ.

Плечи хрупкие, как у ребёнка,
живи, ради Бога, долго
доверчивая, старенькая моя.

Разлука ломает грубо
твои усталые губы,
в аэропорт обуты
остатки последнего дня...
не плач,
я приезжать буду,
наивная, старенькая моя.